Славянские былины о Святогоре
Святогор – в восточнославянской мифологии богатырь-великан. Относится к наиболее древним героям русского былинного эпоса, находящегося вне киевского и новгородского циклов и лишь отчасти соприкасающегося с первым в былинах о встрече Святогора с Ильёй Муромцем.
Общее описание
К наиболее древним героям русского эпоса мы должны причислить также Святогора. В отличие от Волха, образ которого забыт и о котором имеется не более 4–5 полных записей песен о его походе, имя Святогора в эпосе чрезвычайно популярно, хотя его образ также заметно стерся. С его именем связано не менее семи различных сюжетов. Часть из них исконна для него, часть приурочена к нему, вероятно сравнительно поздно.
Сюжеты
К сюжетам, которые, несомненно, исконны для Святогора и принадлежат к области эпоса, надо отнести два: это, во-первых, рассказ о том, как Святогор наезжает на сумочку переметную, которую он не может поднять, и, во-вторых, рассказ о том, как он ложится в гроб, который за ним захлопывается. Все остальные сюжеты о Святогоре связаны с его именем и образом только внешне, известны и в ином приурочении, имеют прозаическую и отрывочную, фрагментарную форму и в большинстве случаев исполняются не как самостоятельные, законченные художественные произведения, а как коротко рассказанные эпизоды в сводных рассказах. Частично они носят библейско-легендарный характер (Святогор сближается с библейским Самсоном), частично характер сказочный или даже фарсовый.*
Обе основные былины, исконно связанные с образом Святогора, повествуют о его гибели. В одном случае он надрывается, пытаясь поднять необыкновенную сумочку, которую невозможно поднять с земли, во втором тщетно пытается откинуть крышку гроба, в который он лег живым. Крышка захлопывается за ним навсегда, и спасти его оказывается невозможным.
Гибель
Что обе лучшие и наиболее древние песни о Святогоре повествуют о его гибели, – отнюдь не случайно. На сто с лишним сюжетов, известных классическому русскому эпосу, сюжеты о гибели героев исчисляются единицами. Так, Дунай и Сухман кончают свою жизнь самоубийством. Обе эти былины по своему содержанию глубоко трагичны. Трагически погибает Василий Буслаевич. Остальные герои, в песнях о них, никогда не умирают и не погибают. Наоборот: получая силу, Илья, например, одновременно получает пророчество, что смерть ему в бою не писана. Русский герой не погибает, и не об этом поются песни. Былина о том, как перевелись витязи на Руси, по нашим данным относится не к эпосу, а к духовным стихам, о чем речь будет ниже.
Если в рассказах об одном герое дважды, и притом по-разному, говорится о его гибели, это означает, что гибель связана с самой сущностью, с природой этого героя, что в лице Святогора изображается герой обреченный. В отличие от гибели других героев, в его гибели нет ничего трагического. Его гибель как бы закономерна и в слушателе не вызывает сожаления о нем.
Облик Святогора одинаков в обеих песнях о нем и может быть рассмотрен раньше изучения нити повествования.
Имя Святогора указывает на его связь с горами. Попытки увязать это имя с пушкинскими местами – со Святой горой близ Опочки или со Святыми горами на Донце, делавшиеся в науке, не убедительны. Святогор связан не с мягкими среднерусскими возвышенностями, он связан с каменистыми горами и ущельями. Он идет «но крутым горам да по святым местам» (Григ. III, 50). Он «Горыныч» (Пар. и Сойм. 40). К. Аксаков в детстве слышал рассказ о том, как Илья Муромец находит гору, «а на ней лежит огромный богатырь, сам как гора». На этой горе он спит (Кир. I, стр. XXX–XXXI). Илья иногда видит его уснувшим на своем коне на уступе высокой горы. Святые горы противопоставляются Святой Руси. Как Святая Русь – удел богатырей, так Святые горы – место, отведенное Святогору, откуда он, как правило, никогда не выходит на Русь. Певцы объясняют это тем, что он так велик и тяжел, что земля его не носит, не держит.
Славянские былины о Святогоре
Былина: Святогор и тяга земная
Снарядился Святогор во в чисто поле гуляти,
Заседлает своего добра коня
И едет по чисту полю.
Не с кем Святогору силой помериться,
А сила-то по жилочкам
Так живчиком и переливается.
Грузно от силушки, как от тяжелого беремени.
Вот и говорит Святогор:
«Как бы я тяги нашел,
Так я бы всю землю поднял».
Наезжает Святогор в степи
На маленькую сумочку переметную;
Берет погонялку, пощупает сумочку – она не скрянется,
Двинет перстом ее – не сворбхнется,
Хватит с коня рукою – не подымется.
«Много годов я по свету езживал,
А эдакого чуда не наезживал,
Такого дива не видывал:
Маленькая сумочка переметная
Не скрянется, не сворохнется, не подымется».
Слезает Святогор с добра коня,
Ухватил он сумочку обема рукама,
Поднял сумочку повыше колен —
И по колена Святогор в землю угряз,
А по белу лицу не слезы, а кровь течет.
Где Святогор увяз, тут и встать не мог,
Тут ему было и кончение.
Былина: Святогор и гроб
Как выехал Илья на добром кони,
Как сам-то еще пораздумался:
«Какой я есть богатырь-носитель?
На бое мни смерть да не писана,
Как на бое да не сказана.
Поеду я еще во святы и горы,
Проведаю ведь я про богатырей,
Про того ли я Егора-Святогора ведь, —
Есть матерой богатырь да великиих,
Есть он, да был горныих,
Его-то я ведь силушки не попробовал».
Заехал-то Ильюшенька Муромец
На ты ль тут горы на высокие,
Под ущелья были да плотные.
Как едет чудовище, чудо ведь,
Сидит-то он еще на добром кони,
Такого чуда он да ведь не видал,
Такого ведь чуда он не слыхал.
Как ту разъехался на добром кони,
Ударил своей палицей богатырской
Прямо тут ему буйну голову.
А как то ведь чудовище да идет-то,
На кони сидит да подремливат,
Назад-то ведь чудо не оглянется,
Вперед-то ведь он колыбается.
Илья-то тут-ка был Муромец,
Сам-то он еще пораздумался:
«Как раньше ездил я да наезживал,
Как сразу я головушек поимывал,
С добрых-то я коней попихивал.
Теперь-то у мня сила не по-старому,
Могута стала да не прежняя».
А ударил палицей да во сырой дуб —
Разлетелся дуб да ведь сырыих.
Как другой раз наехал на чудовище,
Бил-то ведь его буйну голову —
Как на кони сидит да подремливат,
Вперед-то чудо ведь да не оглянется,
А на добром кони ни пошатнется
От того удара богатырского.
Как наехал тут Илья третий раз,
Ударил тут его плотно-наплотно,
Ударил тут его крепко-накрепко.
Чудовище назад увыркнулося,
Схватило Илью за желты кудри,
Спускал он его во карман да глубокиих,
Повез-то он вперед да поехал ведь.
Стал-то конь у того у Святогора,
Ноги-то стали ведь подгибатися,
За кажное ведь стал спотыкатися.
А ни про то Егор воспроговорил:
«А и что же ты, конь ведь богатырский,
Стали ноженьки подгибатися,
За кажинно место спотыкатися?»
А конь про то ему проязычился:
«А тяжело возить двух богатырей, —
Стали ноженьки подгибатися,
За кажинное место спотыкатися,
Как едут тут два богатыря
А на мни, на добром кони».
Как он спустил-то руку в карман-то ведь,
Как вынул из кармана Ильюшеньку,
Стал-то у него да ведь спрашивать:
«Какой ты есть, удалый добрый молодец?
Смел ты ведь наехать на меня теперь,
Ударить меня ведь три-то раз».
А говорит Илья таковы слова:
«Да нужно мне с тобой познакомиться,
Твоей-то силушки да попробовать.
Как про тебя слава широко-то шла
По всим землям-то, еще по всим ордам,
Как очень ты был да ведь сильный, —
Потому наехал я теперь
На тебя, на доброго молодца». —
«Спасибо ти, Ильюшенька Муромец,
Как ты наехал, ударил меня-то ведь
Три раза тут, три великиих, —
Будто три раза как комар кусил, —
А вот тебе спасибо за это ведь,
Ты со мной ведь познакомился.
Будь-ко ты мне нунь меньшим братом,
Я буду еще да большим братом.
Если бы я тебе да ударил-то,
Как от тебя один да ведь прах-то стал,
Разлетелись бы твои косточки».
Поехали по сельгам, по плотам
Рассказывать, показывать жительство.
Приехали оны да в одно место,
Лежит-то гроб да ведь каменный,
Лежит-то ведь гроб да устроен-то.
«Ай же ты, Илюша, ложись во гроб».
Илья свалился да во этот гроб, —
Как гроб Ильи не пристанет-то,
Очень широкий, очень длинныих.
«А нет, так нунь не устроен гроб,
Мне теперь этот да неладен есть».
Говорит Святогор таковы слова:
«Выходи, Илья, поскурехоньку,
А не тля тебя ведь гроб устроен-то,
А мни-то, я думаю, подойдет теперь».
Илья-то вышел с гроба, воспроговорит:
«Не лажно те ложиться во этот гроб, —
Тебе ведь с гроба нунь не повыйти ведь».
Да как только лег-то ведь Святогор-то ведь,
Да гроб-то по его будто есть.
«Прикрой-ко ты еще да ведь крышку-то, —
Крышка тут рядом да лежит-то ведь».
Как клал Илья да ведь крышку ведь
На того ли на Святогора на его-то.
«Как сымь-то ты крышку ведь».
Илья принялся он да за крышку ведь, —
Как крышка тут будто приросла
Никак не мог, не может да ведь крышки взять,
Не может он никак да ведь крышки взять.
Как тот и Илюша Муромец
Палицей своей богатырскоей
Расколачивает эту крышку ведь.
«Как, как же мни со гроба повыступить?»
Ударил тут Илья да ведь палицей —
Скочил тут обруч да зелезныи;
Ударил он да раз ведь обруч зелезныи —
Другой-то тут обруч стал;
Ударил он третий раз обруч зелезныи —
Третий раз да стал обруч зелезныий.
А нынь-то ведь Егору да славы поют,
Как стали по гробу обручи.
«Бери-ко меч да сильныих,
Секи ведь, секи да эти да обручи,
Да надь со гробу повыйти мне!»
Дак тут берет его да ведь меч, —
Да его меча не может да ведь поднять.
«А нет, ты, богатырь, Святогор-то ведь,
Твоего меча не могу от земли вложить,
От земли поднять не могу теперь».
«Илья, попади, припади-тко
Ко гробу ведь, да ко щелочке,
Я вздохну, тебе да прибавлю
Силушки в тебе да вдвое теперь,
Как станешь ты владеть да моим мечем».
Припал-то он ведь, Илюша, ко щелочке,
Вздохнул-то, встал да с своим мечем,
Как тюкнул он да мечем-то ведь —
Наскочили да вдоль обручи зелезные,
Другой раз тюкнул — обручи зелезные.
Тут Святогору славы поют.
«Как припади, Илюша, ко щелочке,
Я вздохну — будет вся ведь сила моя у тебя». —
«Не надо мни твоей боле силушки». —
«Каб ты припал да ведь другой-то раз,
Вздохнул бы вздохом да мертвые,
Уснул бы ты да у гроба ведь,
Как тут твоя бы жизнь да кончалася.
Как же ты, Ильюшенька Муромец,
Как привяжи ко дубу ко моему ведь,
К моему ко гробу великому,
Как привяжи добра коня-то ведь,
Привяжи его плотно-наплотно,
Чтоб тут подохнул ведь и добрый конь, —
Никому не владеть да добрым конем,
Добрым конем еще богатырскиим».
Как привязал Илья на поводу шелковые
Его-то ведь еще да добра коня —
Тут Святогор, тут и конь добрый.
Тут Святогору славу поют,
Славу поют век и по веку,
А и слава ему не минуется.
Былина: Святогор и Илья Муромец
В славном городе во Муромле,
Во селе было Карачарове,
Сиднем сидел Илья Муромец, крестьянский сын,
Сиднем сидел цело тридцать лет.
Уходил государь его батюшка со родителем
Со матушкою на работушку на крестьянскую.
Как приходили две калики перехожия
Под тое окошечко косявчето,
Говорят калики таковы слова:
«Ай же ты, Илья Муромец, крестьянский сын!
Отворяй каликам ворота широкия,
Пусти-ка калик к себе в дом».
Ответ держит Илья Муромец:
«Ай же вы, калики перехожия!
Не могу отворить ворот широкиих,
Сиднем сижу цело тридцать лет.
Не владаю рукамы, ни ногамы».
Опять говорят калики перехожия;
«Выставай-ка, Илья, на резвы ноги,
Отворяй-ка ворота широкия,
Пускай-ка калик к себе в дом».
Выставал Илья на резвы ноги,
Отворял ворота широкия
И пускал калик к себе в дом.
Приходили калики перехожия,
Они крест кладут по писаному,
Поклон ведут по-ученому,
Наливают чарочку питьица медвянаго,
Подносят-то Илье Муромцу.
Как выпил-то чару питьица медвяпаго,
Богатырско его сердце разгорелося,
Его белое тело распотелося.
Воспроговорят калики таковы слова:
«Что чувствуешь в собе, Илья?»
Бил челом Илья, калик поздравствовал:
«Слышу в собе силушку великую».
Говорят калики перехожия:
«Будешь ты, Илья, великий богатырь,
И смерть тобе на бою не писана:
Бейся-ратися со всяким богатырем
И со всею паляницею удалою;
А столько не выходи драться с Святогором-богатырем:
Его и земля на себе через силу носит;
Не ходи драться с Самсоном-богатырем:
У него на голове семь власов ангельских;
Не бейся и с родом Микуловым:
Его любит матушка сыра-земля;
Не ходи още на Вольгу Сеславьича:
Он не силою возьмет, так хитростью-мудростью.
Доставай, Илья, коня собе богатырскаго,
Выходи в раздольице чисто поле,
Покупай перваго жеребчика,
Станови его в срубу на три месяца,
Корми его пшеном белояровым,
А пройдет поры-времени три месяца,
Ты по три ночи жеребчика в саду поваживай
И в три росы жеребчика выкатывай,
Подводи его к тыну ко высокому:
Как станет жеребчик через тын перескакивать,
И в ту сторону, и в другую сторону,
Поезжай на нем, куда хочешь,
Будет носить тебя».
Тут калики потерялися.
Пошел Илья ко родителю ко батюшку
На тую работу на крестьянскую,
Очистить надо пал от дубья-колодья:
Он дубье-колодье все повырубил,
В глубоку реку повыгрузил,
А сам и сшел домой.
Выстали отец с матерью от крепкаго сна
-Испужалися: «Что это за чудо подеялось?
Кто бы нам это сработал работушку?»
Работа-то была поделана, и пошли они домой.
Как пришли домой, видят:
Илья Муромец ходит по избы.
Стали его спрашивать, как он выздоровел.
Илья и рассказал им,
Как приходили калики перехожия,
Поили его питьицем медвяныим:
И с того он стал владать рукамы и ногамы,
И силушку получил великую.
Пошел Илья в раздольице чисто поле,
Видит: мужик ведет жеребчика немудраго,
Бураго жеребчика косматенькаго.
Покупал Илья того жеребчика,
Что запросил мужик, то и дал;
Становил жеребчика в сруб на три месяца,
Кормил его пшеном белояровым,
Поил свежей ключевой водой;
И прошло поры-времени три месяца,
Стал Илья жеребчика по три ночи в саду поваживать;
В три росы его выкатывать,
Подводил ко тыну ко высокому,
И стал бурушко через тын перескакивать,
И в ту сторону, и в другую сторону.
Тут Илья Муромец седлал добра коня, зауздывал,
Брал у батюшка, у матушки прощеньице-благословеньице
И поехал в раздольице чисто поле.
Наехал Илья в чистом поле на шатер белополотняный,
Стоит шатер под великим сырым дубом,
И в том шатре кровать богатырская немалая:
Долиной кровать десять сажень,
Шириной кровать шести сажень.
Привязал Илья добра коня к сыру дубу,
Лег на тую кровать богатырскую и спать заснул.
А сон богатырский крепок:
На три дня и на три ночи.
На третий день услыхал его добрый конь
Великий шум с-под сиверныя сторонушки:
Мать сыра-земля колыбается,
Темны лесушки шатаются,
Реки из крутых берегов выливаются.
Бьет добрый конь копытом о сыру землю,
Не может разбудить Илью Муромца.
Проязычил конь языком человеческим:
«Ай ясе ты, Илья Муромец!
Спишь себе, проклаждаешься,
Над собой незгодушки не ведаешь:
Едет к шатру Святогор-богатырь.
Ты спущай меня во чисто поле,
А сам полезай на сурой дуб».
Выставал Илья на резвы ноги,
Спущал коня во чисто поле,
А сам выстал во сырой дуб.
Видит: едет богатырь выше лесу стоячаго,
Головой упирает под облаку ходячую,
На плечах везет хрустальный ларец.
Приехал богатырь к сыру дубу,
Снял с плеч хрустальный ларец,
Отмыкал ларец золотым ключом:
Выходит оттоль жена богатырская.
Такой красавицы на белом свете
не видано и не слыхано:
Ростом она высокая, походка у ней щепливая
Очи яснаго сокола, бровушки чернаго соболя,
С платьица тело белое.
Как вышла из того ларца,
Собрала на стол, полагала скатерти браныя,
Ставила на стол ествушки сахарныя,
Вынимала из ларца питьица медвяныя.
Пообедал Святогор-богатырь
И пошел с женою в шатёр проклаждатися,
В разныя забавы заниматися.
Тут богатырь и спать заснул.
А красавица жена его богатырская
Пошла гулять по чисту полю
И высмотрела Илью в сыром дубу.
Говорит она таковы слова:
«Ай же ты, дородний добрый молодец!
Сойди-ка со сыра дуба,
Сойди, любовь со мной сотвори,
Буде не послушаешься,
Разбужу Святогора-богатыря и скажу ему,
Что ты насильно меня в грех ввел».
Нечего делать Илье:
С бабой не сговорить, а с Святогором не сладить;
Слез он с того сыра дуба
И сделал дело повеленое.
Взяла его красавица, богатырская жена,
Посадила к мужу в глубок карман
И разбудила мужа от крепкаго сна.
Проснулся Святогор-богатырь,
Посадил жену в хрустальный ларец,
Запер золотым ключем,
Сел на добра коня и поехал ко Святым горам.
Стал его добрый конь спотыкаться,
И бил его богатырь плеткою шелковою
По тучным бедрам,
И проговорит конь языком человеческим:
«Опережь я возил богатыря да жену богатырскую,
А нонь везу жену богатырскую и двух богатырей:
Дивья мне потыкатися!»
И вытащил Святогор-богатырь Илью Муромца
Из кармана, и стал его выспрашивать,
Кто он есть и как попал к нему во глубок карман.
Илья ему сказал все по правды по истине.
Тогда Святогор жену свою богатырскую убил,
А с Ильей поменялся крестом
И называл меньшим братом.
Выучил Святогор Илью всем похваткам,
Поездкам богатырским,
И поехали они к Сиверным горам,
И наехали путем-дорогою на великий гроб,
На том гробу подпись подписана:
«Кому суждено в гробу лежать, тот в него и ляжет».
Лег Илья Муромец:
Для него домовище и велико, и широко.
Ложился Святогор-богатырь:
Гроб пришелся по нем.
Говорит богатырь таковы слова:
«Гроб точно про меня делан.
Возьми-тко крышку, Илья, закрой меня».
Отвечает Илья Муромец:
«Не возьму я крышки, больший брат,
И не закрою тебя:
Шутишь ты шуточку немалую,
Сам себя хоронить собрался».
Взял богатырь крышку и сам закрыл ею гроб;
Да как захотел поднять ю,
Никак не может;
Бился он и силился поднять и проговорил
Илье Муромцу:
«Ай меньший брат!
Видно, судьбина поискала меня,
Не могу поднять крышки,
Попробуй-ка приподнять ю».
Попробовал Илья Муромец
Поднять крышку, да где ему!
Говорит Святогор-богатырь:
«Возьми мой меч-кладенец и ударь поперек крышки».
Илье Муромцу не под силу и поднять Святогорова
меча-кладенца.
Зовет его Святогор-богатырь:
«Наклонись ко гробу, ко маленькой щелочке,
Я дохну на тебя духом богатырскиим».
Как наклонился Илья
И дохнул на него Святогор-богатырь
Своим духом богатырскиим:
Почуял Илья, что силы в нем
Против прежняго прибавилось втрое,
Поднял он меч-кладенец и ударил поперек крышки.
От того удара великаго
Посыпались искры,
А где ударил меч-кладенец,
На том месте выросла полоса железная.
Зовет его Святогор-богатырь:
«Душно мне, меньший брат,
Попробуй още ударить мечом вдоль крышки».
Ударил Илья Муромец вдоль крышки,
И тут выросла железная полоса.
Опять проговорит Святогор-богатырь:
«Задыхаюсь я, меньший братец:
Наклонись-ка ко щелочке, я дохну още на тебя
И передам тебе силушку великую».
Отвечает Илья Муромец:
«Будет с меня силы, больший братец;
Не то земля на собе носить не станет».
Промолвил тут Святогор-богатырь:
«Хорошо ты сделал, меньший брат,
Что не послушал моего последняго наказа:
Я дохнул бы на тебя мертвым духом,
И ты бы лег мертв подле меня.
А теперь прощай, владай моим мечом-кладенцом,
А добра коня моего богатырскаго
Привяжи к моему гробу.
Никто, кроме меня, не совладает с этим конем».
Тут пошел из щелочки мертвый дух,
Простился Илья с Святогором,
Привязал его добра коня ко тому гробу,
Опоясал Святогоров меч-кладенец
И поехал в раздольице чисто поле.
Былина: погребение Святогора
Ехали они тут, Святогор и Илья, куда ли, бог знат. Едут, едут, глядят – на гроб наехали. Стоит гроб большой, никому не впору. Пустой стоит. Святогор говорит Илье:
— Ну, попробуй, ложись, не на тебя ли рублен?
Илья послушался, лег – ровно малой ребенок в гробу. Не по нем гроб-то строен. А Святогор лег – в самой раз ему.
Ну, попробовал, вставать хочет. А не выйти ему из гроба-то: крышка нахлошгулась. Говорит он Илье:
— Руби, говорит, брат, со всей силы.
Илья палицу свою поднял, стал по гробу бить: Раз ударит – железной обруч наскочит. Другой раз ударит – другой обруч наскочит. Святогор говорит:
— Нет, видать – не выйти мне отсюдова. И зачем лез!
Так там и помер. Святогор-то. А Илья дальше поехал.
Былина, о том, как Святогор встретил Микулу Селяниновича и не смог поднять его сумку.
Ехал как-то Святогор лесной дорогой и раздумывал о силе своей богатырской: «Вот бы перевернуть всю землю заново, поставить всё опять на своё место. Только не за что взяться, нет тяги у земли. А кабы стоял столб до неба, да на нём кольцо, то взял бы я за то кольцо, дёрнул бы, и вся земля перевернулась бы, встала бы на своё место древнее, и опять наступил бы на ней мир и порядок».
Стал Святогор за камни придорожные, да за дубы вековые землю тянуть. Камни раскидывает, дубы с корнем вырывает, а земля не двигается.
Вдруг заметил Святогор – впереди путник идет. Решил он его догнать, пустил коня тихой рысью, но тот всё так же вдалеке виднеется. Пустил уже в крупную рысь Святогор коня, а путник знай спокойно идёт впереди, и никак богатырь его не догонит. Исчез странный прохожий за поворотом дороги. Погнал Святогор коня вскачь, насилу догнал путника. А тот и не запыхался, все так же шагом размеренным ступает.
Удивился Святогор. Видит, одет путник по-крестьянски – рубаха да лапти, да плащ дорожный на плечи накинут, а через плечо сумочка холстяная перекинута. Говорит Святогор:
– Будь здоров, добрый человек. Что это в сумочке у тебя?
– Бывай и ты, богатырь, – отвечает прохожий. Кладет сумочку на землю рядом с дорогой и говорит Святогору:
– А вот подыми с земли, так увидишь.
Слез Святогор с коня, попробовал сумочку рукой – не шевелится. Взялся обеими руками, потянул – как влитая лежит сумочка, даже краем не приподнимется. Собрался Святогор с силами, упёр спину свою богатырскую, плечи саженные, схватился за сумочку – только сам в землю по колено провалился, а сумочка как лежала, так и лежит себе.
Поднялся богатырь с земли, говорит:
– Что за пропасть там у тебя в сумке?
Отвечает ему путник:
– Там у меня тяга земная.
Тут Святогор понял, что пропала его небесная сила, а земля не может его на себе держать. Тогда он спросил у путника:
– А скажи, добрый человек, как тебя зовут?
– Зовут меня Микулой, из селян я, из землепашцев, – отвечает путник.
– Носишь ты тягу земную, Микулушка Селянинович, а у меня уже и силы нет тяжесть людскую носить. Как бы мне узнать свою судьбу?
– Поезжай ты, богатырь, по дороге до Калинова моста, – отвечает ему Микула, – а от моста поворачивай направо и скачи во всю лошадиную прыть. Приедешь к Сиверским горам. В Сиверских горах найдешь ты самый большой дуб и под тем дубом увидишь кузницу. Кузнец тебе судьбу и скажет.
Разбор преданий
Изучение этих трёх преданий привело исследователей к следующим заключениям:
- Мотив о подымании сумы – общераспространённый в эпосе других народов и в сказаниях о других богатырях: Анике, Колыване, Вольге, Самсоне. В югославской поэзии в роли Святогора выступает кралевич Марко; то же на Кавказе рассказывают о нарте Сослане. Сума соответствует камню в былинах о Потоке, что совпадает со средневековым рассказом об Александре Македонском, которому жители райской страны дают в дань камешек; этот камешек, который нельзя ни свесить, ни измерить, обозначает в символическом толковании еврейского мудреца человеческое око – зависть. Параллельным является древнее северное сказание о споре Тора с великаном.
- Параллели по второму мотиву, о неверной жене Святогора, указываются в персидском сборнике «Тути-наме», в «Сказках 1001 ночи», в индийских буддийскихсказках. Возможно, это эпизод восточного происхождения.
- Сказания и повести о подобном гробе известны у украинцев, кашубов, итальянцев, цыган, мадьяр, в Древнем Египте.
- Эпизод о женитьбе Святогора, известный в одной только побывальщине, восходит к народным сказкам, опирающимся на средневековые повести о том, что «суда Божия не минути» (ср. пов. в «Римских Деяниях» переведено в XVII веке на русский язык). По своим подробностям – поездка к северному колдуну-кузнецу – эта побывальщина напоминает эпизод «Калевалы». Женитьба на девушке, лежащей на гноище, встречается в старой русской повести о царевиче Фиргисе. Несмотря на массу параллелей, собранных для освещения личности Святогора, она остаётся мало разъяснённой. Прототип русского Святогора-силача не может считаться найденным, хотя предложено много гипотез: Волльнер сравнивает его со Святым Христофором, по легенде перенёсшим Христа через воду. Жданов утверждает, что прототипом Святогора был библейский Самсон. Веселовский полагает, что на былинного Самсона-богатыря перешли черты Святогора. В другом месте он же указывает на возможный источник – «Александрию», где говорится «о великом муже, которого увидев удивился Александр»: он лежал на высокой горе 1000 шагов длиной и 200 шириной, что напоминает постель Святогора. Халанский отмечает сходство и влияние Русских народных эпосов. Имя Святогор можно считать за эпитет, создавшийся по его месту жительства – Святым горам.
- По мнению российского и советского филолога-фольклориста В. Я. Проппа, Святогор представляет собой воплощение первобытной силы, неприменимой и поэтому обречённой на гибель.
- В одной былине Святогор фигурирует как «славный богатырь» черниговского князя Олега Святославича. По мнению Б. А. Рыбакова эта былина сложилась в черниговском окружении Олега Святославича, но могла отражать и более ранние эпические сказания начала X века.
Видео
Источники
Святогор – в восточнославянской мифологии богатырь-великан. Относится к наиболее древним героям русского былинного эпоса, находящегося вне киевского и новгородского циклов и лишь отчасти соприкасающегося с первым в былинах о встрече Святогора с Ильёй Муромцем.
Общее описание
К наиболее древним героям русского эпоса мы должны причислить также Святогора. В отличие от Волха, образ которого забыт и о котором имеется не более 4–5 полных записей песен о его походе, имя Святогора в эпосе чрезвычайно популярно, хотя его образ также заметно стерся. С его именем связано не менее семи различных сюжетов. Часть из них исконна для него, часть приурочена к нему, вероятно сравнительно поздно.
Сюжеты
К сюжетам, которые, несомненно, исконны для Святогора и принадлежат к области эпоса, надо отнести два: это, во-первых, рассказ о том, как Святогор наезжает на сумочку переметную, которую он не может поднять, и, во-вторых, рассказ о том, как он ложится в гроб, который за ним захлопывается. Все остальные сюжеты о Святогоре связаны с его именем и образом только внешне, известны и в ином приурочении, имеют прозаическую и отрывочную, фрагментарную форму и в большинстве случаев исполняются не как самостоятельные, законченные художественные произведения, а как коротко рассказанные эпизоды в сводных рассказах. Частично они носят библейско-легендарный характер (Святогор сближается с библейским Самсоном), частично характер сказочный или даже фарсовый.*
Обе основные былины, исконно связанные с образом Святогора, повествуют о его гибели. В одном случае он надрывается, пытаясь поднять необыкновенную сумочку, которую невозможно поднять с земли, во втором тщетно пытается откинуть крышку гроба, в который он лег живым. Крышка захлопывается за ним навсегда, и спасти его оказывается невозможным.
Гибель
Что обе лучшие и наиболее древние песни о Святогоре повествуют о его гибели, – отнюдь не случайно. На сто с лишним сюжетов, известных классическому русскому эпосу, сюжеты о гибели героев исчисляются единицами. Так, Дунай и Сухман кончают свою жизнь самоубийством. Обе эти былины по своему содержанию глубоко трагичны. Трагически погибает Василий Буслаевич. Остальные герои, в песнях о них, никогда не умирают и не погибают. Наоборот: получая силу, Илья, например, одновременно получает пророчество, что смерть ему в бою не писана. Русский герой не погибает, и не об этом поются песни. Былина о том, как перевелись витязи на Руси, по нашим данным относится не к эпосу, а к духовным стихам, о чем речь будет ниже.
Если в рассказах об одном герое дважды, и притом по-разному, говорится о его гибели, это означает, что гибель связана с самой сущностью, с природой этого героя, что в лице Святогора изображается герой обреченный. В отличие от гибели других героев, в его гибели нет ничего трагического. Его гибель как бы закономерна и в слушателе не вызывает сожаления о нем.
Облик Святогора одинаков в обеих песнях о нем и может быть рассмотрен раньше изучения нити повествования.
Имя Святогора указывает на его связь с горами. Попытки увязать это имя с пушкинскими местами – со Святой горой близ Опочки или со Святыми горами на Донце, делавшиеся в науке, не убедительны. Святогор связан не с мягкими среднерусскими возвышенностями, он связан с каменистыми горами и ущельями. Он идет «но крутым горам да по святым местам» (Григ. III, 50). Он «Горыныч» (Пар. и Сойм. 40). К. Аксаков в детстве слышал рассказ о том, как Илья Муромец находит гору, «а на ней лежит огромный богатырь, сам как гора». На этой горе он спит (Кир. I, стр. XXX–XXXI). Илья иногда видит его уснувшим на своем коне на уступе высокой горы. Святые горы противопоставляются Святой Руси. Как Святая Русь – удел богатырей, так Святые горы – место, отведенное Святогору, откуда он, как правило, никогда не выходит на Русь. Певцы объясняют это тем, что он так велик и тяжел, что земля его не носит, не держит.
Славянские былины о Святогоре
Былина: Святогор и тяга земная
Снарядился Святогор во в чисто поле гуляти,
Заседлает своего добра коня
И едет по чисту полю.
Не с кем Святогору силой помериться,
А сила-то по жилочкам
Так живчиком и переливается.
Грузно от силушки, как от тяжелого беремени.
Вот и говорит Святогор:
«Как бы я тяги нашел,
Так я бы всю землю поднял».
Наезжает Святогор в степи
На маленькую сумочку переметную;
Берет погонялку, пощупает сумочку – она не скрянется,
Двинет перстом ее – не сворбхнется,
Хватит с коня рукою – не подымется.
«Много годов я по свету езживал,
А эдакого чуда не наезживал,
Такого дива не видывал:
Маленькая сумочка переметная
Не скрянется, не сворохнется, не подымется».
Слезает Святогор с добра коня,
Ухватил он сумочку обема рукама,
Поднял сумочку повыше колен —
И по колена Святогор в землю угряз,
А по белу лицу не слезы, а кровь течет.
Где Святогор увяз, тут и встать не мог,
Тут ему было и кончение.
Былина: Святогор и гроб
Как выехал Илья на добром кони,
Как сам-то еще пораздумался:
«Какой я есть богатырь-носитель?
На бое мни смерть да не писана,
Как на бое да не сказана.
Поеду я еще во святы и горы,
Проведаю ведь я про богатырей,
Про того ли я Егора-Святогора ведь, —
Есть матерой богатырь да великиих,
Есть он, да был горныих,
Его-то я ведь силушки не попробовал».
Заехал-то Ильюшенька Муромец
На ты ль тут горы на высокие,
Под ущелья были да плотные.
Как едет чудовище, чудо ведь,
Сидит-то он еще на добром кони,
Такого чуда он да ведь не видал,
Такого ведь чуда он не слыхал.
Как ту разъехался на добром кони,
Ударил своей палицей богатырской
Прямо тут ему буйну голову.
А как то ведь чудовище да идет-то,
На кони сидит да подремливат,
Назад-то ведь чудо не оглянется,
Вперед-то ведь он колыбается.
Илья-то тут-ка был Муромец,
Сам-то он еще пораздумался:
«Как раньше ездил я да наезживал,
Как сразу я головушек поимывал,
С добрых-то я коней попихивал.
Теперь-то у мня сила не по-старому,
Могута стала да не прежняя».
А ударил палицей да во сырой дуб —
Разлетелся дуб да ведь сырыих.
Как другой раз наехал на чудовище,
Бил-то ведь его буйну голову —
Как на кони сидит да подремливат,
Вперед-то чудо ведь да не оглянется,
А на добром кони ни пошатнется
От того удара богатырского.
Как наехал тут Илья третий раз,
Ударил тут его плотно-наплотно,
Ударил тут его крепко-накрепко.
Чудовище назад увыркнулося,
Схватило Илью за желты кудри,
Спускал он его во карман да глубокиих,
Повез-то он вперед да поехал ведь.
Стал-то конь у того у Святогора,
Ноги-то стали ведь подгибатися,
За кажное ведь стал спотыкатися.
А ни про то Егор воспроговорил:
«А и что же ты, конь ведь богатырский,
Стали ноженьки подгибатися,
За кажинно место спотыкатися?»
А конь про то ему проязычился:
«А тяжело возить двух богатырей, —
Стали ноженьки подгибатися,
За кажинное место спотыкатися,
Как едут тут два богатыря
А на мни, на добром кони».
Как он спустил-то руку в карман-то ведь,
Как вынул из кармана Ильюшеньку,
Стал-то у него да ведь спрашивать:
«Какой ты есть, удалый добрый молодец?
Смел ты ведь наехать на меня теперь,
Ударить меня ведь три-то раз».
А говорит Илья таковы слова:
«Да нужно мне с тобой познакомиться,
Твоей-то силушки да попробовать.
Как про тебя слава широко-то шла
По всим землям-то, еще по всим ордам,
Как очень ты был да ведь сильный, —
Потому наехал я теперь
На тебя, на доброго молодца». —
«Спасибо ти, Ильюшенька Муромец,
Как ты наехал, ударил меня-то ведь
Три раза тут, три великиих, —
Будто три раза как комар кусил, —
А вот тебе спасибо за это ведь,
Ты со мной ведь познакомился.
Будь-ко ты мне нунь меньшим братом,
Я буду еще да большим братом.
Если бы я тебе да ударил-то,
Как от тебя один да ведь прах-то стал,
Разлетелись бы твои косточки».
Поехали по сельгам, по плотам
Рассказывать, показывать жительство.
Приехали оны да в одно место,
Лежит-то гроб да ведь каменный,
Лежит-то ведь гроб да устроен-то.
«Ай же ты, Илюша, ложись во гроб».
Илья свалился да во этот гроб, —
Как гроб Ильи не пристанет-то,
Очень широкий, очень длинныих.
«А нет, так нунь не устроен гроб,
Мне теперь этот да неладен есть».
Говорит Святогор таковы слова:
«Выходи, Илья, поскурехоньку,
А не тля тебя ведь гроб устроен-то,
А мни-то, я думаю, подойдет теперь».
Илья-то вышел с гроба, воспроговорит:
«Не лажно те ложиться во этот гроб, —
Тебе ведь с гроба нунь не повыйти ведь».
Да как только лег-то ведь Святогор-то ведь,
Да гроб-то по его будто есть.
«Прикрой-ко ты еще да ведь крышку-то, —
Крышка тут рядом да лежит-то ведь».
Как клал Илья да ведь крышку ведь
На того ли на Святогора на его-то.
«Как сымь-то ты крышку ведь».
Илья принялся он да за крышку ведь, —
Как крышка тут будто приросла
Никак не мог, не может да ведь крышки взять,
Не может он никак да ведь крышки взять.
Как тот и Илюша Муромец
Палицей своей богатырскоей
Расколачивает эту крышку ведь.
«Как, как же мни со гроба повыступить?»
Ударил тут Илья да ведь палицей —
Скочил тут обруч да зелезныи;
Ударил он да раз ведь обруч зелезныи —
Другой-то тут обруч стал;
Ударил он третий раз обруч зелезныи —
Третий раз да стал обруч зелезныий.
А нынь-то ведь Егору да славы поют,
Как стали по гробу обручи.
«Бери-ко меч да сильныих,
Секи ведь, секи да эти да обручи,
Да надь со гробу повыйти мне!»
Дак тут берет его да ведь меч, —
Да его меча не может да ведь поднять.
«А нет, ты, богатырь, Святогор-то ведь,
Твоего меча не могу от земли вложить,
От земли поднять не могу теперь».
«Илья, попади, припади-тко
Ко гробу ведь, да ко щелочке,
Я вздохну, тебе да прибавлю
Силушки в тебе да вдвое теперь,
Как станешь ты владеть да моим мечем».
Припал-то он ведь, Илюша, ко щелочке,
Вздохнул-то, встал да с своим мечем,
Как тюкнул он да мечем-то ведь —
Наскочили да вдоль обручи зелезные,
Другой раз тюкнул — обручи зелезные.
Тут Святогору славы поют.
«Как припади, Илюша, ко щелочке,
Я вздохну — будет вся ведь сила моя у тебя». —
«Не надо мни твоей боле силушки». —
«Каб ты припал да ведь другой-то раз,
Вздохнул бы вздохом да мертвые,
Уснул бы ты да у гроба ведь,
Как тут твоя бы жизнь да кончалася.
Как же ты, Ильюшенька Муромец,
Как привяжи ко дубу ко моему ведь,
К моему ко гробу великому,
Как привяжи добра коня-то ведь,
Привяжи его плотно-наплотно,
Чтоб тут подохнул ведь и добрый конь, —
Никому не владеть да добрым конем,
Добрым конем еще богатырскиим».
Как привязал Илья на поводу шелковые
Его-то ведь еще да добра коня —
Тут Святогор, тут и конь добрый.
Тут Святогору славу поют,
Славу поют век и по веку,
А и слава ему не минуется.
Былина: Святогор и Илья Муромец
В славном городе во Муромле,
Во селе было Карачарове,
Сиднем сидел Илья Муромец, крестьянский сын,
Сиднем сидел цело тридцать лет.
Уходил государь его батюшка со родителем
Со матушкою на работушку на крестьянскую.
Как приходили две калики перехожия
Под тое окошечко косявчето,
Говорят калики таковы слова:
«Ай же ты, Илья Муромец, крестьянский сын!
Отворяй каликам ворота широкия,
Пусти-ка калик к себе в дом».
Ответ держит Илья Муромец:
«Ай же вы, калики перехожия!
Не могу отворить ворот широкиих,
Сиднем сижу цело тридцать лет.
Не владаю рукамы, ни ногамы».
Опять говорят калики перехожия;
«Выставай-ка, Илья, на резвы ноги,
Отворяй-ка ворота широкия,
Пускай-ка калик к себе в дом».
Выставал Илья на резвы ноги,
Отворял ворота широкия
И пускал калик к себе в дом.
Приходили калики перехожия,
Они крест кладут по писаному,
Поклон ведут по-ученому,
Наливают чарочку питьица медвянаго,
Подносят-то Илье Муромцу.
Как выпил-то чару питьица медвяпаго,
Богатырско его сердце разгорелося,
Его белое тело распотелося.
Воспроговорят калики таковы слова:
«Что чувствуешь в собе, Илья?»
Бил челом Илья, калик поздравствовал:
«Слышу в собе силушку великую».
Говорят калики перехожия:
«Будешь ты, Илья, великий богатырь,
И смерть тобе на бою не писана:
Бейся-ратися со всяким богатырем
И со всею паляницею удалою;
А столько не выходи драться с Святогором-богатырем:
Его и земля на себе через силу носит;
Не ходи драться с Самсоном-богатырем:
У него на голове семь власов ангельских;
Не бейся и с родом Микуловым:
Его любит матушка сыра-земля;
Не ходи още на Вольгу Сеславьича:
Он не силою возьмет, так хитростью-мудростью.
Доставай, Илья, коня собе богатырскаго,
Выходи в раздольице чисто поле,
Покупай перваго жеребчика,
Станови его в срубу на три месяца,
Корми его пшеном белояровым,
А пройдет поры-времени три месяца,
Ты по три ночи жеребчика в саду поваживай
И в три росы жеребчика выкатывай,
Подводи его к тыну ко высокому:
Как станет жеребчик через тын перескакивать,
И в ту сторону, и в другую сторону,
Поезжай на нем, куда хочешь,
Будет носить тебя».
Тут калики потерялися.
Пошел Илья ко родителю ко батюшку
На тую работу на крестьянскую,
Очистить надо пал от дубья-колодья:
Он дубье-колодье все повырубил,
В глубоку реку повыгрузил,
А сам и сшел домой.
Выстали отец с матерью от крепкаго сна
-Испужалися: «Что это за чудо подеялось?
Кто бы нам это сработал работушку?»
Работа-то была поделана, и пошли они домой.
Как пришли домой, видят:
Илья Муромец ходит по избы.
Стали его спрашивать, как он выздоровел.
Илья и рассказал им,
Как приходили калики перехожия,
Поили его питьицем медвяныим:
И с того он стал владать рукамы и ногамы,
И силушку получил великую.
Пошел Илья в раздольице чисто поле,
Видит: мужик ведет жеребчика немудраго,
Бураго жеребчика косматенькаго.
Покупал Илья того жеребчика,
Что запросил мужик, то и дал;
Становил жеребчика в сруб на три месяца,
Кормил его пшеном белояровым,
Поил свежей ключевой водой;
И прошло поры-времени три месяца,
Стал Илья жеребчика по три ночи в саду поваживать;
В три росы его выкатывать,
Подводил ко тыну ко высокому,
И стал бурушко через тын перескакивать,
И в ту сторону, и в другую сторону.
Тут Илья Муромец седлал добра коня, зауздывал,
Брал у батюшка, у матушки прощеньице-благословеньице
И поехал в раздольице чисто поле.
Наехал Илья в чистом поле на шатер белополотняный,
Стоит шатер под великим сырым дубом,
И в том шатре кровать богатырская немалая:
Долиной кровать десять сажень,
Шириной кровать шести сажень.
Привязал Илья добра коня к сыру дубу,
Лег на тую кровать богатырскую и спать заснул.
А сон богатырский крепок:
На три дня и на три ночи.
На третий день услыхал его добрый конь
Великий шум с-под сиверныя сторонушки:
Мать сыра-земля колыбается,
Темны лесушки шатаются,
Реки из крутых берегов выливаются.
Бьет добрый конь копытом о сыру землю,
Не может разбудить Илью Муромца.
Проязычил конь языком человеческим:
«Ай ясе ты, Илья Муромец!
Спишь себе, проклаждаешься,
Над собой незгодушки не ведаешь:
Едет к шатру Святогор-богатырь.
Ты спущай меня во чисто поле,
А сам полезай на сурой дуб».
Выставал Илья на резвы ноги,
Спущал коня во чисто поле,
А сам выстал во сырой дуб.
Видит: едет богатырь выше лесу стоячаго,
Головой упирает под облаку ходячую,
На плечах везет хрустальный ларец.
Приехал богатырь к сыру дубу,
Снял с плеч хрустальный ларец,
Отмыкал ларец золотым ключом:
Выходит оттоль жена богатырская.
Такой красавицы на белом свете
не видано и не слыхано:
Ростом она высокая, походка у ней щепливая
Очи яснаго сокола, бровушки чернаго соболя,
С платьица тело белое.
Как вышла из того ларца,
Собрала на стол, полагала скатерти браныя,
Ставила на стол ествушки сахарныя,
Вынимала из ларца питьица медвяныя.
Пообедал Святогор-богатырь
И пошел с женою в шатёр проклаждатися,
В разныя забавы заниматися.
Тут богатырь и спать заснул.
А красавица жена его богатырская
Пошла гулять по чисту полю
И высмотрела Илью в сыром дубу.
Говорит она таковы слова:
«Ай же ты, дородний добрый молодец!
Сойди-ка со сыра дуба,
Сойди, любовь со мной сотвори,
Буде не послушаешься,
Разбужу Святогора-богатыря и скажу ему,
Что ты насильно меня в грех ввел».
Нечего делать Илье:
С бабой не сговорить, а с Святогором не сладить;
Слез он с того сыра дуба
И сделал дело повеленое.
Взяла его красавица, богатырская жена,
Посадила к мужу в глубок карман
И разбудила мужа от крепкаго сна.
Проснулся Святогор-богатырь,
Посадил жену в хрустальный ларец,
Запер золотым ключем,
Сел на добра коня и поехал ко Святым горам.
Стал его добрый конь спотыкаться,
И бил его богатырь плеткою шелковою
По тучным бедрам,
И проговорит конь языком человеческим:
«Опережь я возил богатыря да жену богатырскую,
А нонь везу жену богатырскую и двух богатырей:
Дивья мне потыкатися!»
И вытащил Святогор-богатырь Илью Муромца
Из кармана, и стал его выспрашивать,
Кто он есть и как попал к нему во глубок карман.
Илья ему сказал все по правды по истине.
Тогда Святогор жену свою богатырскую убил,
А с Ильей поменялся крестом
И называл меньшим братом.
Выучил Святогор Илью всем похваткам,
Поездкам богатырским,
И поехали они к Сиверным горам,
И наехали путем-дорогою на великий гроб,
На том гробу подпись подписана:
«Кому суждено в гробу лежать, тот в него и ляжет».
Лег Илья Муромец:
Для него домовище и велико, и широко.
Ложился Святогор-богатырь:
Гроб пришелся по нем.
Говорит богатырь таковы слова:
«Гроб точно про меня делан.
Возьми-тко крышку, Илья, закрой меня».
Отвечает Илья Муромец:
«Не возьму я крышки, больший брат,
И не закрою тебя:
Шутишь ты шуточку немалую,
Сам себя хоронить собрался».
Взял богатырь крышку и сам закрыл ею гроб;
Да как захотел поднять ю,
Никак не может;
Бился он и силился поднять и проговорил
Илье Муромцу:
«Ай меньший брат!
Видно, судьбина поискала меня,
Не могу поднять крышки,
Попробуй-ка приподнять ю».
Попробовал Илья Муромец
Поднять крышку, да где ему!
Говорит Святогор-богатырь:
«Возьми мой меч-кладенец и ударь поперек крышки».
Илье Муромцу не под силу и поднять Святогорова
меча-кладенца.
Зовет его Святогор-богатырь:
«Наклонись ко гробу, ко маленькой щелочке,
Я дохну на тебя духом богатырскиим».
Как наклонился Илья
И дохнул на него Святогор-богатырь
Своим духом богатырскиим:
Почуял Илья, что силы в нем
Против прежняго прибавилось втрое,
Поднял он меч-кладенец и ударил поперек крышки.
От того удара великаго
Посыпались искры,
А где ударил меч-кладенец,
На том месте выросла полоса железная.
Зовет его Святогор-богатырь:
«Душно мне, меньший брат,
Попробуй още ударить мечом вдоль крышки».
Ударил Илья Муромец вдоль крышки,
И тут выросла железная полоса.
Опять проговорит Святогор-богатырь:
«Задыхаюсь я, меньший братец:
Наклонись-ка ко щелочке, я дохну още на тебя
И передам тебе силушку великую».
Отвечает Илья Муромец:
«Будет с меня силы, больший братец;
Не то земля на собе носить не станет».
Промолвил тут Святогор-богатырь:
«Хорошо ты сделал, меньший брат,
Что не послушал моего последняго наказа:
Я дохнул бы на тебя мертвым духом,
И ты бы лег мертв подле меня.
А теперь прощай, владай моим мечом-кладенцом,
А добра коня моего богатырскаго
Привяжи к моему гробу.
Никто, кроме меня, не совладает с этим конем».
Тут пошел из щелочки мертвый дух,
Простился Илья с Святогором,
Привязал его добра коня ко тому гробу,
Опоясал Святогоров меч-кладенец
И поехал в раздольице чисто поле.
Былина: погребение Святогора
Ехали они тут, Святогор и Илья, куда ли, бог знат. Едут, едут, глядят – на гроб наехали. Стоит гроб большой, никому не впору. Пустой стоит. Святогор говорит Илье:
— Ну, попробуй, ложись, не на тебя ли рублен?
Илья послушался, лег – ровно малой ребенок в гробу. Не по нем гроб-то строен. А Святогор лег – в самой раз ему.
Ну, попробовал, вставать хочет. А не выйти ему из гроба-то: крышка нахлошгулась. Говорит он Илье:
— Руби, говорит, брат, со всей силы.
Илья палицу свою поднял, стал по гробу бить: Раз ударит – железной обруч наскочит. Другой раз ударит – другой обруч наскочит. Святогор говорит:
— Нет, видать – не выйти мне отсюдова. И зачем лез!
Так там и помер. Святогор-то. А Илья дальше поехал.
Былина, о том, как Святогор встретил Микулу Селяниновича и не смог поднять его сумку.
Ехал как-то Святогор лесной дорогой и раздумывал о силе своей богатырской: «Вот бы перевернуть всю землю заново, поставить всё опять на своё место. Только не за что взяться, нет тяги у земли. А кабы стоял столб до неба, да на нём кольцо, то взял бы я за то кольцо, дёрнул бы, и вся земля перевернулась бы, встала бы на своё место древнее, и опять наступил бы на ней мир и порядок».
Стал Святогор за камни придорожные, да за дубы вековые землю тянуть. Камни раскидывает, дубы с корнем вырывает, а земля не двигается.
Вдруг заметил Святогор – впереди путник идет. Решил он его догнать, пустил коня тихой рысью, но тот всё так же вдалеке виднеется. Пустил уже в крупную рысь Святогор коня, а путник знай спокойно идёт впереди, и никак богатырь его не догонит. Исчез странный прохожий за поворотом дороги. Погнал Святогор коня вскачь, насилу догнал путника. А тот и не запыхался, все так же шагом размеренным ступает.
Удивился Святогор. Видит, одет путник по-крестьянски – рубаха да лапти, да плащ дорожный на плечи накинут, а через плечо сумочка холстяная перекинута. Говорит Святогор:
– Будь здоров, добрый человек. Что это в сумочке у тебя?
– Бывай и ты, богатырь, – отвечает прохожий. Кладет сумочку на землю рядом с дорогой и говорит Святогору:
– А вот подыми с земли, так увидишь.
Слез Святогор с коня, попробовал сумочку рукой – не шевелится. Взялся обеими руками, потянул – как влитая лежит сумочка, даже краем не приподнимется. Собрался Святогор с силами, упёр спину свою богатырскую, плечи саженные, схватился за сумочку – только сам в землю по колено провалился, а сумочка как лежала, так и лежит себе.
Поднялся богатырь с земли, говорит:
– Что за пропасть там у тебя в сумке?
Отвечает ему путник:
– Там у меня тяга земная.
Тут Святогор понял, что пропала его небесная сила, а земля не может его на себе держать. Тогда он спросил у путника:
– А скажи, добрый человек, как тебя зовут?
– Зовут меня Микулой, из селян я, из землепашцев, – отвечает путник.
– Носишь ты тягу земную, Микулушка Селянинович, а у меня уже и силы нет тяжесть людскую носить. Как бы мне узнать свою судьбу?
– Поезжай ты, богатырь, по дороге до Калинова моста, – отвечает ему Микула, – а от моста поворачивай направо и скачи во всю лошадиную прыть. Приедешь к Сиверским горам. В Сиверских горах найдешь ты самый большой дуб и под тем дубом увидишь кузницу. Кузнец тебе судьбу и скажет.
Разбор преданий
Изучение этих трёх преданий привело исследователей к следующим заключениям:
- Мотив о подымании сумы – общераспространённый в эпосе других народов и в сказаниях о других богатырях: Анике, Колыване, Вольге, Самсоне. В югославской поэзии в роли Святогора выступает кралевич Марко; то же на Кавказе рассказывают о нарте Сослане. Сума соответствует камню в былинах о Потоке, что совпадает со средневековым рассказом об Александре Македонском, которому жители райской страны дают в дань камешек; этот камешек, который нельзя ни свесить, ни измерить, обозначает в символическом толковании еврейского мудреца человеческое око – зависть. Параллельным является древнее северное сказание о споре Тора с великаном.
- Параллели по второму мотиву, о неверной жене Святогора, указываются в персидском сборнике «Тути-наме», в «Сказках 1001 ночи», в индийских буддийскихсказках. Возможно, это эпизод восточного происхождения.
- Сказания и повести о подобном гробе известны у украинцев, кашубов, итальянцев, цыган, мадьяр, в Древнем Египте.
- Эпизод о женитьбе Святогора, известный в одной только побывальщине, восходит к народным сказкам, опирающимся на средневековые повести о том, что «суда Божия не минути» (ср. пов. в «Римских Деяниях» переведено в XVII веке на русский язык). По своим подробностям – поездка к северному колдуну-кузнецу – эта побывальщина напоминает эпизод «Калевалы». Женитьба на девушке, лежащей на гноище, встречается в старой русской повести о царевиче Фиргисе. Несмотря на массу параллелей, собранных для освещения личности Святогора, она остаётся мало разъяснённой. Прототип русского Святогора-силача не может считаться найденным, хотя предложено много гипотез: Волльнер сравнивает его со Святым Христофором, по легенде перенёсшим Христа через воду. Жданов утверждает, что прототипом Святогора был библейский Самсон. Веселовский полагает, что на былинного Самсона-богатыря перешли черты Святогора. В другом месте он же указывает на возможный источник – «Александрию», где говорится «о великом муже, которого увидев удивился Александр»: он лежал на высокой горе 1000 шагов длиной и 200 шириной, что напоминает постель Святогора. Халанский отмечает сходство и влияние Русских народных эпосов. Имя Святогор можно считать за эпитет, создавшийся по его месту жительства – Святым горам.
- По мнению российского и советского филолога-фольклориста В. Я. Проппа, Святогор представляет собой воплощение первобытной силы, неприменимой и поэтому обречённой на гибель.
- В одной былине Святогор фигурирует как «славный богатырь» черниговского князя Олега Святославича. По мнению Б. А. Рыбакова эта былина сложилась в черниговском окружении Олега Святославича, но могла отражать и более ранние эпические сказания начала X века.